Стихи [каталог в первом сообщении]

[Oleg L]

Кто старше нас на четверть века, тот
Уже постиг и близости и дали.
Им повезло - и кровь, и дым, и пот
Они понюхали, хлебнули, повидали,
Прошли через бригаду или взвод.

И ехали в теплушках - не в тепле -
На стройки, на фронты и на рабфаки.
Они ходили в люди по земле
И в штыковые жесткие атаки.

То время эшелонное прошло -
В плацкартах едем, травим анекдоты...
Мы не ходили - шашки наголо,
В отчаяньи не падали на доты.

И все-таки традиция живет:
Взяты не все вершины и преграды,-
Не потому ли летом каждый год
Идем в студенческие наши стройотряды
И сверх программы мы сдаем зачет.

Песок в глазах, в одежде и в зубах -
Мы против ветра держим путь на тракте,
На дивногорских каменных столбах
Хребты себе ломаем и характер.

Мы гнемся в три погибели - ну, что ж,
Такой уж ветер... Только, друг, ты знаешь,-
Зато ничем нас после не согнешь,
Зато нас на равнине не сломаешь!

Владимир Высоцкий

[доцент Авас]

Как Бродский - русский я!
По Пушкину - еврей.

Ф. Белкин

[«божий человек»]

К тебе, мой Бог, спешу с молитвой:
Я жизнью утомлён, как битвой!
Куда своё мне сердце деть?
Везде зазыв страстей лукавых;
И в чашах золотых - отравы,
И под травой душистой - сеть.
Там люди строят мне напасти;
А тут в груди бунтуют страсти!
Разбит мой щит, копьё в куски,
И нет охранной мне руки!..
Затих тревожной жизни бой...
Отец! Как сладко быть с Тобой!
Веди ж меня из сей темницы
Во Свой незаходимый свет!
Всё дар святой Твоей десницы:
И долгота и счастье лет!
(Ф.Глинка, 1823г.)

[доцент Авас]

Мой чёрный человек, что сторожем у входа,
Закроет за спиной невидимую дверь; -
Нет для неё ключа, не существует кода!
Молись, иль не молись. Верь Небу, иль не верь...

С.

[Oleg L]

Филологов не понимает физтех,-
Молчит в темноте.
Эти
не понимают тех.
А этих —
те.
Не понимает дочки своей
нервная мать.
Не знает, как и ответить ей
и что понимать.

Отец считает, что сыну к лицу
вовсе не то.
А сын не может сказать отцу:
«Выкинь пальто!..»
Не понимает внуков своих
заслуженный дед...

Для разговора глухонемых
нужен свет.
=======================

Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном стекле.
Что-то я делал не так;
извините:
жил я впервые на этой земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь...
И по-другому прожить обещаю.
Если вернусь...

Но ведь я не вернусь.
========================

Горбуша в сентябре
идет метать икру...
Трепещут плавники, как флаги на ветру.
Идет она, забыв о сне и о еде,
туда, где родилась.
К единственной воде.
Угаром,
табуном,
лавиною с горы!
И тяжелеют в ней
дробиночки икры...
Горбуша прет, шурша,
как из мешка — горох.
Заторы сокруша.
И сети распоров.
Шатаясь и бурля, как брага на пиру,
горбуша в сентябре
идет метать икру...
Белесый водопад вскипает, будто пунш,
когда в тугой струе —
торпедины горбуш.
И дальше —
по камням.
На брюхе —
через мель!
Зарыть в песок икру.
И смерть принять взамен.
Пришла ее пора,
настал ее черед...
Здесь даже не река,
здесь малый ручеек.
В него трудней попасть,
чем ниткою — в иглу...
Горбуша в сентябре идет метать икру!
Потом она лежит —
дождинкой на стекле...
Я буду кочевать по голубой земле.
Валяться на траве,
пить бесноватый квас.

Но в свой последний день,
в непостижимый час,
ноздрями ощутив
последнюю грозу,
к порогу твоему
приду я,
приползу,
приникну,
припаду,
колени в кровь сотру...

Горбуша в сентябре
идет метать икру.
====================

В поисках счастья, работы, гражданства
странный обычай
в России возник:
детям
у нас надоело рождаться,-
верят, что мы проживем
и без них.

Рождественский Роберт Иванович

[доцент Авас]

Я, я в-всем с-казать х-хочу о том,
Ка-ак не легко д-ру-жж-и-ить с-с котом...

Да.

[Oleg L]

Мракобесие. - Смерч. - Содом.
Берегите Гнездо и Дом.
Долг и Верность спустив с цепи,
Человек молодой - не спи!
В воротах, как Благая Весть,
Белым стражем да встанет - Честь.

Обведите свой дом - межой,
Да не внидет в него - Чужой.
Берегите от злобы волн
Садик сына и дедов холм.
Под ударами злой судьбы -
Выше - прадедовы дубы!

Цветаева Марина Ивановна

[Виктор M.]

Москва, Буйнакск, Волгодонск 1999, Москва 2002, Беслан 2004, Нью-Йорк 2011 - Париж, ноябрь 2015

Демократия

Я - заказанный город.
Я - живая могила.
Я был утром распорот
Полутонной тротила.
Я - старинный и спальный,
Я - панельный, кирпичный, -
Уничтожен морально
И взрывчаткой напичкан.
Прежде звонок и светел,
Прежде тверже корунда,
Я был поднят на ветер
И размазан по грунту.
В этой огненной каше
От подвала до крыши,
Стал я смерти не краше
И сарая не выше,
И, хватаясь за воздух,
Я упал в одночасье,
Недовитые гнезда
Разрывая на части.
Им везения чуть бы -
Век бы жили богато,
А сегодня их судьбы
Ворошит экскаватор,
И по братским могилам
Развезут самосвалы
То, что временем было,
Да историей стало.
Но не старится рана,
И мутится мой разум,
И смеется с экрана
Тот, кому я заказан...
Денис Коротаев

[Блондинка]

Дом казенный, дорога долгая, карта битая, за свободой длится очередь обреченная. Мы на небо, как обычно, пришли убитыми. Нас сжигает жизнь иная глазами черными. Она ангелом сидит, и лик так светел ее – засмотревшись, не ослепнуть бы от сияния. «Ну, сдавайте, что ли, ваше десятилетие, долгий акт гражданского состояния». Нам бы выйти - стекла выбить, решетки вынести, трижды плюнуть, растереть, позабыть неладное. Только стены в этой комнате в желтой извести, да и в воздухе, как водится, пахнет ладаном. Вот сидим, в зрачки ей смотрим – и ум дурманится. Подписать, оставить паспорт, забыть, что видели. Нас вдвоем похоронили – какая разница. Воскресят поодиночке в святой обители.
Я о чем? Да разберись… Суета и улица. Гимназистки, юнкера, вызывай извозчика. На крыльце другие, юные, все целуются.
А мы даже не простимся без переводчика.

Кот Басё

[доцент Авас]

Девица, встань!

- А, деньги?!
- Что, деньги?
Пусть, о деньгах подумают другие!

Талифа Куми

[Блондинка]

Эмили

Эмили вернулась живой с любви, теперь
Мы по пятницам с нею пьём.
Она лжёт, что стоило столько вытерпеть,
Чтоб такой ощущать подъём.
Вся набита плачем сухим, как вытертый
Чемодан - неродным тряпьём.

Эмили вернулась в своё убежище,
В нарочитый больной уют.
На работе, где унижали - где ж ещё -
Снова ценят и признают.
Ей всё снится, как их насильно, режуще
Разлучают.
Пусть лучше бьют.

Эмили прямая, как будто выбили
Позвонки - и ввернули ось.
Эмили считает долги и прибыли
И вовсю повышает спрос.
Так бывает, когда сообщат о гибели,
Но никак не доставят слёз.

Вера Полозкова
23 октября 2010, поезд Питер-Москва.

[доцент Авас]

Зачем подался я в чужие Палестины?
Нэма покою минэ без родной Украины!
Коля Реформация

[доцент Авас]

Нэма покою...

Зачем подался я в чужие Палестины?
Нэма покою мне без родной Украины!
Николай Формация

[Кип Смайлинг]

Р.Браунинг
Расставание утром

Из-за мыса море проглянет, маня,
Над горою лучи – дня торжество,
И прямой золотится путь для него,
И круженье насущных забот для меня.

(пер.Э.Линецкой)

Оригинал:
Round the cape of a sudden came the sea,
And the sun looked over the mountain’s rim:
And straight was a path of gold for him,
And the need of a world of men for me.

Русский перевод более ажурен и иллюстративен, но созерцательность передана в полной мере.

[Блондинка]

не об этом
как будто май, но через двадцать лет.
с балкона открывается шикарный
вид на реку и мокрый парапет.
и мы стоим, как караул бездарный,
как генералы враждовавших армий
двух государств, которых больше нет.

ни доблести, но смертное родство
в том, как друг друга мы уничтожали:
ни как рвалось, и стёкла дребезжали,
ни гимны, что орались боево,
ни флаги, ни бетонные скрижали
с героями - не стоили того.

зависимость от крови есть порок.
от вида собственной, злорадствуя, пьянеешь
и травишь, травишь рану, чтоб над ней уж
навыться и навоеваться впрок.
и на войне велик, как на войне лишь.
но суд приходит. и бывает строг.

как зверь, нашедший равного врага,
соперника, я, кажется, кричала;
гляди, твердишь себе, и слушай одичало,
как шкура трескается, если о рога,
как жизнь становится ясна и дорога,
бьёт горлом, начинается сначала,
кипит и заливает берега.

риторика над тем, кто драным ртом
пускает пар - шипит, как жир горячий.
суть боя в том, чтоб всё уметь иначе
и никогда не знать его потом.
мы выиграли возможность на пустом
встать поле шахматном и, ничего не знача,
кивнуть и выдохнуть.
спасибо и на том.
[May. 10th, 2012|12:43 pm]

Барбара Грэйн

Барбара Грэйн благодарна своей болезни - если б не она, то пришлось бы терзаться сущими мелочами:
Думать о муже, которого только радио бесполезнее, просыпаться, когда он кричит ночами;
Злиться на сыновей, их ухмылки волчьи, слова скабрезные, если б не потребность в деньгах, они бы её и вовсе не замечали.

А мигрень - лучше секса и алкоголя, лучше шопинга, твою мать, и поездки за город на природу:
Это пять часов ты блюёшь от боли, с передышкой на пореветь, перестать дрожать, лечь лицом в ледяную воду;
Лопаются линзы в глазах, струны подо лбом, а затем отпускает тебя на волю, и вот тут узнаёшь ты истинную свободу.

Потому что Барбаре сорок пять, ничего не начнётся заново, голова седая наполовину, не золотая.
Если в будущее глядеть, холодны глаза его, её ноша давно сидит на ней, как влитая.
Но ей ведомо счастье - оно почти осязаемо, когда смерть дважды в месяц жует тебя, не глотая.

Барбара глядит на себя из зеркала, свет становится нестерпим, дёргается веко.
Через полчаса, думает она, всё уже померкло, на поверхности ни предмета, ни звука, ни человека.
Только чистая боль, чтоб ты аж слова коверкала, за четыре часа проходит четыре века.

А потом, говорит себе Барбара, после приступа, когда кончится тьма сырая и чертовщина,
Я пойду напьюсь всего мира свежего, серебристого, для меня только что налитого из кувшина,
И начну быть живая полно, живая пристально, так, чтоб если любовь гора, моё сердце - её вершина.
[Oct. 27th, 2012|02:02 am]


IV

молодость-девица,
взбалмошная царица
всего, что делается
и не повторится.

чаянье, нетерпение,
сладостная пытка -
всё было от кипения,
от переизбытка.

божественное топливо,
биение, напряженье -
дай тем, кем мы были растоптаны,
сил вынести пораженье,

кем мы были отвергнуты -
не пожалеть об этом,
а нам разве только верности
нашим былым обетам,

так как срока давности -
радуга над плечами -
нет только у благодарности
и печали.

***
а на третий год меня выпустят, я приду приникнуть к твоим воротам.
тебя кликнет охранник, ты выйдешь и спросишь - кто там?

мы рискнём говорить, если б говорили ожог и лёд, не молчали бы чёрт и ладан:
"есть порядок вещей, увы, он не нами задан;
я боюсь тебя, я мертвею внутри, как от ужаса или чуда,
столько людей, почему все смотрят, уйдём отсюда.

кончилась моя юность, принц дикий лебедь, моя всесильная, огневая,
я гляжу на тебя, по контуру выгнивая;
здорово, что тебя, не задев и пальцем, обходят годы,
здорово, что у тебя, как прежде, нет мне ни милости, ни свободы

я не знаю, что вообще любовь, кроме вечной жажды
пламенем объятым лицом лечь в снег этих рук однажды,
есть ли у меня еще смысл, кроме гибельного блаженства
запоминать тебя, чтоб узнать потом по случайной десятой жеста;

дай мне напиться воздуха у волос, и я двинусь своей дорогой,
чтобы сердце не взорвалось, не касайся меня, не трогай,
сделаем вид, как принято у земных, что мы рады встрече,
как-то простимся, пожмём плечами, уроним плечи"

если тебя спросят, зачем ожог приходил за льдом, не опасна его игра ли,
говори, что так собран мир, что не мы его собирали,
всякий завоеватель раз в год выходит глядеть с досадой
на закат, что ни взять ни хитростью, ни осадой, -

люди любят взглянуть за край, обвариться в небесном тигле, -
а вообще идите работайте, что это вы притихли.

23 мая 2013, Киев
Вера Полозкова

[Касыда]

Принцип относительности

Первозданные оси сдвинуты
Во вселенной. Слушай: скрипят!
Что наш разум зубчатый? - лавину ты
Не сдержишь, ограды крепя.

Для фараоновых радужных лотосов
Петлицы ли фрака узки,
Где вот-вот адамант Leges motus'oв1
Ньютона - разлетится в куски!

И на сцену - венецианских дожей ли,
Если молнии скачут в лесу!
До чего, современники, мы дожили:
Самое Время - канатный плясун!

Спасайся, кто может! - вопль с палубы,
Шлюпки спускай! - Вам чего ж еще?
Чтоб треснул зенит и упало бы
Небо дырявым плащом?

Иль колеса в мозгу так закручены,
Что душат и крики и речь,
И одно вам - из церкви порученный
Огонек ладонью беречь!

(В. Брюсов)

[«божий человек»]

Бог в нас самих

Я с детства помню колокольный звон
И в Рождество катушку ледяную.
Но в нашем доме не было икон.
У нас не поминали Бога всуе.

И богохульником себя я не зову,
Да как хулить того, кого не знаю,
Кого не видел ни во сне. на наяву,
Кого никак себе не представляю.

Так кто же Бог, что всех нас сотворил,
Себе подобных с человечьим ликом?
Он как и мы же, люди все, без крыл,
И как без них он в небе-то открытом?

И если есть он – Бог, то почему
На Землю насылает он невзгоды:
Потоп всемирный, засухи, чуму?
Чем провинились перед ним народы?

И как он мог такое натворить?-
Хотел его понять я, но напрасно:
Зачем ему пристало поделить
Людей на белых, черных,желтых, красных?

Он что – судья, и он же и палач
Раз может в ад отправить на жаровню,
Или простить, увидя псевдоплач
Отступника на паперти церковной?

И нет числа отступникам таким,
Раз Бог прощает их за покаяния.
«Грешим и каемся и вновь грешим»-
Вот их мораль и вера, и сознание.

А атеисты памятных времен,
Твердившие про опиум народа?
Теперь одни восходят на амвон,
Другие молча молятся у входа.

Крещение да крестик на груди,
Да свечи в храме в праздники Христовы -
Вот вся их дань, а то, что впереди
Молитвы, пост… Так это же оковы!

Не верю я, что Бог на небесах
Летает над твореньями своими.
Бог в нас самих – в сердцах и головах,
Он – совесть наша, честь и наше имя.

2006 г.
В.Г.Капустин

[Павел Марков]

Встреча

После ливня летний лес в испарине.
Душно. К телу липнет влажный зной.
Я иду, а мне навстречу парень,
он — черноволосый и худой.

Он возник внезапно из туманности
со знакомым, близким мне лицом.
Где-то с ним встречался в давней давности,
словно с другом, братом иль отцом.

Время вдруг смутилось, заколодилось,
стасовалось, как колода карт...
На меня глядела моя молодость,
это сам я сорок лет назад.

Головой кивнули одновременно,
посмотрели пристально в глаза.
Я узнал родную неуверенность,
о, как мне мешали тормоза!

На меня взирал он с тихой завистью,
с грустью я рассматривал его.
В будущем его, я знал безжалостно,
будет все, не сбудется всего.

Он застенчив, весел, нет в нем скрытности,
пишет безысходные стихи.
Я провижу позднее развитие,
я предвижу ранние грехи.

Будут имя, фильмы, книги, женщины.
Только все, что взял, берешь ты в долг.
И когда приходит время сменщика,
то пустым уходишь в эпилог.

Главное богатство — это горести,
наживаешь их из года в год!
Что имеет отношенье к совести,
из печалей и невзгод растет.

Он в меня смотрелся, словно в зеркало,
отраженье было хоть куда.
Лишь бы душу жизнь не исковеркала,
если что другое — не беда.

Слушал он, смеялся недоверчиво,
сомневался в собственной судьбе.
Прошлое и нынешнее встретились!
Или я немного не в себе?

Попрощались мы с улыбкой странною,
разошлись и обернулись вслед.
Он потом растаял за туманами,
будто его не было и нет.

Только капли россыпями
с дерева шлепаются в мокрую траву...
Мне, пожалуй, не нужна уверенность,
было ли все это наяву.
26 июля 1985 г.

Одиночество

Я желал бы свергнуть злое иго
суеты, общенья, встреч и прочего.
Я коплю, как скряга и сквалыга,
редкие мгновенья одиночества.

Боже, сколько в разговорах вздора:
ни подумать, ни сосредоточиться.
Остается лишь одна опора -
редкие мгновенья одиночества.

Меня грабят все, кому в охоту,
мои дни по ветру раскурочены...
Я мечтаю лечь на дно окопа
в редкие мгновенья одиночества.

Непонятно, где найти спасенье?
Кто бы знал, как тишины мне хочется!
Удалось сложить стихотворенье
в редкие мгновенья одиночества.

***
Ты укрой меня снегом, зима,
Так о многом хочу позабыть я,
И отринуть работу ума.
Умоляю тебя об укрытии.

Одолжи мне, зима, одолжи
Чистоты и отдохновения,
Бело-синих снегов безо лжи.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу тебя об одолжении.

Подари мне, зима, подари
День беззвучный, что светит неярко,
Полусон от зари до зари.
Мне не надо богаче подарка.

Поднеси мне, зима, поднеси
Отрешенности и смирения,
Чтобы снес я, что трудно снести.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подношения.

Ты подай мне, зима, ты подай
Тишину и печаль сострадания
К моим собственным прошлым годам.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подаяния.

(Эльдар Рязанов)

[Oleg L]

Когда мужчине сорок лет,
ему пора держать ответ:
душа не одряхлела?-
перед своими сорока,
и каждой каплей молока,
и каждой крошкой хлеба.

Когда мужчине сорок лет,
то снисхожденья ему нет
перед собой и перед богом.
Все слезы те, что причинил,
все сопли лживые чернил
ему выходят боком.

Когда мужчине сорок лет,
то наложить пора запрет
на жажду удовольствий:
ведь если плоть не побороть,
урчит, облизываясь, плоть -
съесть душу удалось ей.

И плоти, в общем-то, кранты,
когда вконец замуслен ты,
как лже-Христос, губами.
Один роман, другой роман,
а в результате лишь туман
и голых баб - как в бане.

До сорока яснее цель.
До сорока вся жизнь как хмель,
а в сорок лет - похмелье.
Отяжелела голова.
Не сочетаются слова.
Как в яме - новоселье.

До сорока, до сорока
схватить удачу за рога
на ярмарку мы скачем,
а в сорок с ярмарки пешком
с пустым мешком бредем тишком.
Обворовали - плачем.

Когда мужчине сорок лет,
он должен дать себе совет:
от ярмарки подальше.
Там не обманешь - не продашь.
Обманешь - сам уже торгаш.
Таков закон продажи.

Еще противней ржать, дрожа,
конем в руках у торгаша,
сквалыги, живоглота.
Два равнозначные стыда:
когда торгуешь и когда
тобой торгует кто-то.

Когда мужчине сорок лет,
жизнь его красит в серый цвет,
но если не каурым -
будь серым в яблоках конем
и не продай базарным днем
ни яблока со шкуры.

Когда мужчине сорок лет,
то не сошелся клином свет
на ярмарочном гаме.
Все впереди - ты погоди.
Ты лишь в комедь не угоди,
но не теряйся в драме!

Когда мужчине сорок лет,
или распад, или расцвет -
мужчина сам решает.
Себя от смерти не спасти,
но, кроме смерти, расцвести
ничто не помешает.

Евтушенко Евгений Александрович

[Винни-Пух и все-все-все]

Колыбельная

Родила тебя в пустыне
я не зря.
Потому что нет в помине
в ней царя.

В ней искать тебя напрасно.
В ней зимой
стужи больше, чем пространства
в ней самой.

У одних — игрушки, мячик,
дом высок.
У тебя для игр ребячьих
— весь песок.

Привыкай, сынок, к пустыне
как к судьбе.
Где б ты ни был, жить отныне
в ней тебе.

Я тебя кормила грудью.
А она
приучила взгляд к безлюдью,
им полна.

Той звезде — на расстояньи
страшном — в ней
твоего чела сиянье,
знать, видней.

Привыкай, сынок, к пустыне,
под ногой,
окромя нее, твердыни
нет другой.

В ней судьба открыта взору.
За версту
в ней легко признаешь гору
по кресту.

Не людские, знать, в ней тропы!
Велика
и безлюдна она, чтобы
шли века.

Привыкай, сынок, к пустыне,
как щепоть
к ветру, чувствуя, что ты не
только плоть.

Привыкай жить с этой тайной:
чувства те
пригодятся, знать, в бескрайней
пустоте.

Не хужей она, чем эта:
лишь длинней,
и любовь к тебе — примета
места в ней.

Привыкай к пустыне, милый,
и к звезде,
льющей свет с такою силой
в ней везде,

будто лампу жжет, о сыне
в поздний час
вспомнив, тот, кто сам в пустыне
дольше нас.

Осень

Осень выгоняет меня из парка,
сучит жидкую озимь
и плетется за мной по пятам,
ударяется оземь
шелудивым листом
и, как Парка,
оплетает меня по рукам и портам
паутиной дождя;
в небе прячется прялка
кисеи этой жалкой,
и там
гром гремит,
как в руке пацана пробежавшего палка
по чугунным цветам.

Аполлон, отними
у меня свою лиру, оставь мне ограду
и внемли мне вельми
благосклонно: гармонию струн
заменяю - прими -
неспособностью прутьев к разладу,
превращая твое до-ре-ми
в громовую руладу,
как хороший Перун.

Полно петь о любви,
пой об осени, старое горло!
Лишь она своей шатер распростерла
над тобою, струя
ледяные свои
бороздящие суглинок сверла,
пой же их и криви
лысым теменем их острия;
налетай и трави
свою дичь, оголтелая свора!
Я добыча твоя.
Иосиф Бродский