Немного буддизма и достоевщины

"Отовсюду обо всем или мировой экран", - как говорил Бендер о своих снах.
Аминур
Сообщения: 37
Зарегистрирован: 25 май 2005, 20:53

Немного буддизма и достоевщины

Сообщение Аминур »

Антон Заньковский

7 дней

Понедельник
Почему я должен рассказать об этом? Что водит мою руку, дышащую свободой? Ведь я дышу свободой с тех пор. Боже! Это случилось неделю назад! Это длиться всего семь человеческих дней! Но это нельзя перевести на язык времени или чего-то подобного. Чтобы суметь объяснить, надо обуздать поток, который вырывается на листы, на эти жёлтые, рваные клочки бумаги, одними восклицательными знаками. Конечно, я понимаю, что все усилия бесполезны, что Это невыразимо... Даже, не так... Правильней было бы сказать, что Это находится не здесь, не в привычном мире. И снова неверно! Это здесь, именно – в привычном. Это можно изобразить, как что-то обволакивающее... Нет! А правильный ответ ближе всего, факт, с которым ничего нельзя поделать: боль, что изводила меня тридцать лет – не душевная боль, а самая обыкновенная, страшная физическая мука – она превратилась... И я уверен, что не сошёл с ума, мой рассудок на месте, просто ко всему ещё прибавилось огромное пространство. Именно это пространство, эта вторая реальность (напрашивается единственное верное слово – Бог) превратила мою боль в блаженство, в нечеловеческую красоту и радость.
Вторник
Вчера они опять отвезли меня работать. Спустя неделю оцепенения, когда мне силой впихивали еду и вливали в рот водку, я снова был в сознании. Они уже хотели прикончить меня, но я открыл глаза, или что-то заставило меня открыть глаза. Как всегда я был пятым в ряду инвалидных колясок в пустой комнате с телевизором. Нас десять инвалидов, пятеро из нас ветераны афганской войны. Каждый покалечен войной, каждого продолжают калечить наши хозяева. Они отобрали у нас паспорта... Да, что об этом говорить? Мы сами не хотели другой жизни, мы вернулись с выпотрошенными душами и поломанными телами. Мне всегда, ещё со школы казалось, что я играю какую-то роль: роль ученика, роль солдата, потом – роль попрошайки. Только теперь я не играю! Я очнулся. Я очнулся в пустой комнате – это волна радости выбросила меня из потока бесконечности, из рая – выбросила обратно в жизнь. Но я здесь только на некоторое время. Может быть, чтобы оставить вот эти письмена? Но зачем? Право, мне не требуется... Просто, мне больше не больно, и мне хотелось бы поделиться этим с кем-нибудь. Мне легко, я наполнен такой красотой, какая может лишь изредка приходить в раннем детстве. Теперь, отпустить жизнь – это, как щёлкнуть пальцами.
Среда
Они не хотели давать бумагу и отобрали ручку, сильно избили. Не понимали, но каким-то звериным нюхом чуяли, что я не с ними, что их удары не приходятся по мне. И чем больше я любил их, тем сильнее они злились – точно, как дети. А я чувствовал себя перед ними виноватым за то, что не могу приобщить их к свету, который открылся мне! Мы же сидели в одной тюрьме – в тюрьме человеческой жизни. Я ушёл, они остались. Но я не призван освобождать, сожалею, но не призван. Не дерзну сказать, что это было ошибкой – то, что со мною произошло. Но, ведь, так не должно было... то есть, то, что со мною случилось – это великая милость! Что я был неделю назад?.. Господи! Неделю назад я валялся в собственных нечистотах в подземном переходе на Сенной площади. Я был грязным комом тряпья, вшивый, зловонный... Что случилось в ту неделю, когда я сидел в оцепенении? Сегодня я увидел себя в зеркале витрины: лицо преобразилось, оно осталось грязным – нам редко позволяют мыться – но выражение изменилось, прояснились глаза. Значит и другие, те люди, что гниют десятилетиями, как я, тоже могут измениться! Каждый.
Четверг
Мне всегда очень везло. И, когда ноги ампутировали, повезло, что книга та попалась, а за ней и другая. А, то я сейчас бы и того, что записал, записать не сумел бы. И, вот, неделю назад опять повезло. Я сидел на Садовой, подавали мало. Иной день много дают, иной день мало, от чего зависит – не ясно. Проходил молодой человек, воротился, подал мне сто рублей, я благодарить, а он мне говорит: «На, вот, почитай», и книгу мне протянул. Книга старая, такую не продашь, хотел выкинуть сначала... Хочется называть себя в третьем лице: «он хотел выкинуть», потому что себя теперь не узнаю. Воистину – преображение!
Пятница
А, что в той книге было? Ничего особенного... Она вообще была до середины пустая – чистые листы, потом две страницы текста, потом опять пустая. Ни автора, ни названия. А говорилось в ней о том, что нет страдания, есть только невежество. Избавиться от своих несчастий легко, как открыть глаза. Надо только наблюдать за собой – в прямом смысле: наблюдать, как шевелишь рукой, как думаешь, как открываешь и закрываешь глаза. Сначала мне всё это показалось чепухой. Я подумал, что ничего не будет, даже если целый год вот так за всем наблюдать. Ну – думаю – чем чёрт ни шутит! Попробую этот фокус. Очень уж странными эти советы мне показались. Весь день я наблюдал за собой, людьми, городом. Я следил за всем, как за врагом из окопа. И, вдруг, на меня такое нахлынуло горе, что я забился в сырой угол подземного перехода и свернулся в калачик. Я, надо сказать, был пьян, меня тошнило, но тошнота была пустяком по сравнению с тем, что творилось в моей душе. Я увидел себя таким, каким и был на самом деле: жалким, изуродованным куском плоти, который зачем-то борется за существование. Я видел всего себя, как в зеркале и уже, как ни старался, не мог прекратить видеть. Хотелось просто перестать жить. Это было болезненно, но я стал выкарабкиваться, я ухватился за кончик осознания себя, за этот кусочек зеркала и стал тянуть, стал всматриваться. Сначала мне стало жаль себя: я плакал, метался, я смотрел глазами новорожденного и не мог понять, почему я – живое существо, гнию заживо и разлагаюсь! Потом я начал вспоминать самое красивое, что видел в своей жизни. Я вспомнил детство, свою мать, вспомнил одно дерево, что росло возле дома. В детстве я любил залазить на него. Главное, и это было волшебством, я вспомнил, какие чувства испытывал к этому дереву. Меня переполняла нежность! Когда-то у меня был свой дом, когда-то я любил девушку, когда-то я был чист. Мне стало страшно, какое-то время я был в безумии – из меня выходил гной жизни, той жизни, в которой я очутился, повзрослев. А потом я увидел, что ничего на самом деле не было: ни войны, ни мук, ни потерь. Я снова был чист, как в детстве. Уже ничто не держало меня в теле, я видел во всём дыхание Бога, Он разливался в пространстве, всё было Им наполнено, всё купалось в лучах. А потом я растворился в чём-то большом, и меня стало очень много. Я бодрствовал в царствии Божием, а потом снова очнулся в теле. Хозяева сказали, что я был в оцепенении почти неделю.
Суббота
Сегодня я слышал бой колоколов. Я очень удивился, мне ни разу, ведь, и в голову не пришло, что там – в церквях, в храмах верующие тоже об Этом думают. И я удивился: зачем там столько лишнего? Меня в детстве мать водила в церковь, но то, что я переживаю сейчас... Это слишком сильно, это заполняет весь мир и уносит за собой! Оно разливается в пространстве и наполняет душу: так легко отдаться Этому, и так трудно продолжать быть человеком. Но, разве не человек придумал форму собора, бой колоколов, иконы, молитвы? А, может быть, они – верующие – всегда переживали то, к чему я только теперь приобщаюсь? Зачем же тогда столько придуманного? Книга, которую подал молодой человек – я больше не открывал её, она лестница в небеса, но в ней самой нет ничего священного, священно то, что окутывает меня всё сильнее: Это – Свет, Это – Бог, Это слишком явственно, чтобы усомниться!
Воскресенье
Я отказался пить водку и принимать их пищу, и они били моё тело, пока из него не хлынула кровь. Моё сердце разрывалось от жалости и любви к ним. Я говорил: «Смотрите, это же свет Божий! Это же его плоть! Вы дышите и двигаетесь! вы рождались и умирали! Вы можете смеяться, плакать, любить, ненавидеть! Вы существуете! И тот прекрасный цветок на окне...» Я смог выпросить у них бумагу, они швырнули мне какую-то грязь, теперь я записываю на ней эти последние строки, чтобы тотчас выдохнуть жизнь и вдохнуть вечность. Знайте же, что между ними нет границы. Совсем нет.
2009
Аватара пользователя
Виктор
Основатель Школы
Сообщения: 11335
Зарегистрирован: 14 мар 2002, 07:27
Откуда: Москва
Поблагодарили: 1310 раз

Сообщение Виктор »

Достоевский

Тоскуя в мире, как в аду,
уродлив, судорожно-светел,
в своем пророческом бреду
он век наш бедственный наметил.

Услыша вопль его ночной,
подумал Бог: ужель возможно,
что все дарованное Мной
так страшно было бы и сложно?
Владимир Набоков
Ответить